городской самурай

Андрей служил менеджером в банке,
Сущим мучеником среднего звена.
Мятый костюм, галстук удавка.
Имя им, вы таких видели наверняка.
По виду тип среднестатистический,
В брюхе желтой маршрутки из дома – домой.
В жизни такой ужаса намного больше,
Чем страха в горсти праха у тени шагающей перед тобой.
После офиса вечер в спальника клетках,
Из окон — линия трамвая скоростного,
Луна всплывала и запутывалась в ветках
И тогда алхимик просыпался в нем снова и снова.
Андрей доставал из внутренностей портфеля
Пластинки таблеток и толстый том КАПИТАЛ
Внутри тома — маленькая лаборатория:
Йод, красный фосфор и белый кристалл.
Бытовая магия из бытовой химии,
Раствор получался чист и прозрачен,
Как слезинка ребенка у Достоевского ЭФ ЭМ.
И сочился по венам, растекался по мясу,
Красному мясу белых поэм.
Идеи марксизма серебряными молоточками
Отбивали ритм в мозге и оживляли сердце.
Тогда он догонялся еще десятью точками,
Страх и ненависть от районов до центра.
Вот маленький человек, вроде меньше некуда,
А на деле настоящий городской самурай.
Нельзя убить того, кто и так уже мёртвый
И погружён в свой герметичный яблочный рай.
Паранойя брала свое, на службе было все сложно,
Но его не взять руками голыми,
Кожа сама начинала выделять яд.
Пистолет он купил в интернете,
Ему нечего было терять.
Ствол положил в портфель дерматиновый,
В то отделение где лежал Капитал.
Настоящий, боевой, не резиновый,
такой о котором всегда мечтал.
Система эксплуатации человеком человека
Прогнила насквозь, выхода нет.
Эта мысль пришла по дороге в аптеку.
Три пачки трама и две — трайфед.
Но фонарь, говорит аптекарь, такого в продаже больше нет.
Тем кто меньше ноля терять абсолютно нечего,
Реальность распахнула перед ним тайную дверь.
Аптекарь смотрела на свою рану
И крик застрял в сквозном между грудей.
Лег охранник, а потом мусор дежуривший на улице
Неоднократно забиравший у Андрея прекурсоры.
Кровь текла по ступеням и асфальту,
Рисуя причудливые узоры.
Май стонал цветением черемухи,
Захлебывались птичьим щебетом сумерки,
Хлынуло алым и потекло по бровке,
По поребрику, как говорят в Петербурге.
Еще две пули прохожим случайным,
Свинцом вершил судьбы слепой рок.
Сопротивление бесполезно, жизнь за гранью отчаянья
И последнюю, как полагается, себе прямо в висок.
Вот она, настоящая поэзия — химическая муза и стальная лира.
На трупы падал цвет белый снегом,
вот то, что по настоящему красиво.
Поколения найденные, потерянные и опять найденные
Зная эту историю теперь,
Помните – увидите серого служащего
внимательней смотрите на его портфель!